Лагерная полиция в лагерях для советских военнопленных — явление уникальное. Ничего подобного не было и не могло возникнуть ни в одном из лагерей для западных военнопленных.
Для советских пленных, как оказалось, самым страшным в лагере были не немцы, не комендант, а свои. По словам И. С. Асташкина, «хуже голода и болезней в лагере донимали полицаи из военнопленных».
Как возник в лагере этот институт добровольных помощников немцев? Перед самым началом войны с СССР 16 июня 1941 г. был издан приказ ОКВ, который предписывал подбирать среди новых военнопленных (подразумевалось, русских. — А. Ш.) таких, с которыми можно сотрудничать. Речь шла о создании лагерной полиции. Положение о лагерной полиции, ее статус были утверждены начальником службы общего руководства Вермахта Рейнеке 8 сентября 1941 г.:
«Из благонадежных советских военнопленных необходимо создать полицию в лагерях и крупных рабочих командах, которая будет использоваться комендантом для наведения порядка и поддержания дисциплины». Немецкая администрация, будучи не в состоянии справиться с многомиллионной массой пленных, прибегла к помощи самих пленных. Тем более, как оказалось впоследствии, этот институт оказался чрезвычайно эффективным и высвободил тысячи немецких солдат для фронта.
Как формировалась лагерная полиция, кто шел в ее ряды?
По мнению немецкого историка Кристиана Штрейта, в полицию записывались, чтобы выжить. Действительно, страшный голод в лагерях породил многие пороки. Ф. Я. Черон отмечает: «Подлецов, кто мог продать родного брата за пайку хлеба, среди нашей толпы было сколько угодно». В лагере Бяла-Подляска стоило немецкому охраннику прийти в любую клетку и сказать, что нужны два человека в лагерную полицию, — появлялась толпа желающих.
По словам И. Асташкина, всего было отобрано около 150 добровольцев, примерно по 20 на каждый сектор лагеря. В случае малейшего неповиновения они могли избить любого пленного палками, ногами, кулаками. Как происходит подобная мимикрия? Асташкин рассказывает об одном из своих больных. «В лагере около Бяла-Подляски я впервые столкнулся со случаем добровольного вхождения человека в дружную полицейскую семью. Это был солдат примерно лет 40 от роду. В течение некоторого времени мы его подлечивали, помогали, чем могли. Пока он был нездоров, то ругал немцев и их прихвостней-полицаев. Через день-другой после выздоровления что мы увидели: наш больной среди полицаев палкой орудует так, что только диву даешься».
В Саласпилсском лагере «комендант через переводчика обратился к выстроенным на плацу пленным: “Нужны сильные и здоровые люди для работы в лагерной полиции”. Долгая пауза. Потом вперед выходит один, за ним сразу еще трое, потом еще один. Комендант, по-видимому, считает, что этого количества недостаточно. Вновь переводчик: “Желательны люди, служившие в советской милиции. Выходят еще желающие”».
Э. Шульц-Вертоградов (отец немец, мать русская), бывший лагерный полицейский и вахман СС, арестованный в 1961 г., рассказал на допросе, что «в лагере военнопленных в гор. Холм я находился примерно до октября 1941 г. Через некоторое время после прибытия в лагерь Холм всех нас опросили по фамилии, имени, отчеству, год и место рождения, воинское звание. На поставленные вопросы я назвал себя своей настоящей фамилией Шульц Эммануил Генрихович, я также ответил, что являюсь сержантом, командиром отделения. После этого меня вызвали в штаб лагеря, где немецкий офицер через переводчика предложил в форме приказа служить мне лагерным полицейским. Так как в лагере были весьма тяжелые условия жизни, а также думая, что мое положение в должности полицейского дает мне возможности оказать помощь своим товарищам (пытается оправдать сотрудничество с немцами. — А. Ш.), я дал согласие служить полицейским.
После этого таких как я, давших согласие служить полицейским, всего около 50 человек, поместили в отдельный барак, обеспечили лучшим питанием и выдали нарукавные синие повязки с обозначенной на них буквой “П”, что означало “полицейский”. В обязанности полицейского вменялось сопровождение команды из военнопленных из зоны за получением пищи на кухне, следить, чтобы все военнопленные получали пищу поровну, поддерживать порядок военнопленных при мытье в бане. Оружия в лагерях полицейским не давали и полицейские в лагере карательной деятельностью не занимались». Э. Шульц пытается скрыть правду о своих преступлениях, тем более, что далее он прошел подготовку в учебном лагере СС Травники и дослужился до цугвахмана — командира взвода — и служил в лагере смерти Треблинка.
Один из полицейских лагеря для военнопленных в селе Спасск Смоленской области, Кирилл Клишин, на допросе 10 июня 1943 г. откровенно объяснил следователю НКВД причину, почему он, бывший курсант московского военного училища им. Верховного Совета СССР, стал предателем: «Поступил полицейским в лагерь военнопленных, выполнял требования немцев, избивал русских военнопленных ради спасения своей жизни».
Матвей Лихтерман, рассказывая о пребывании в одном из лагерей в Умани в октябре 1943 г., подчеркивает: «А лагерная полиция! Еще вчера такой человек спал рядом на соседних нарах и умирал с голоду, а на следующий день брал в руки дубину и избивал до смерти и конвоировал своих армейских товарищей... Но большинство пленных выбирали смерть и не шли на службу к врагу».
Узник Шталага № 346 в Кременчуге Т. К. Жвания отметил, что жесточайший режим принудил некоторых слабохарактерных людей по[1]ступить в полицию добровольно. «К сожалению, это была преимущественно молодежь. И надо сказать правду — они издевались над своими братьями не хуже немцев. Недаром говорится: “Брат врага — хуже врага”».
Поведение лагерной полиции неоднократно служило примером для немецких солдат. Так, один из немецких охранников Берген-Бельзена в письме своим родным 18 октября 1941 г. пишет: «У нас тут есть своя лагерная полиция. Правда, ее выставляют сами русские пленные. Они бьют целый день, особенно во время раздачи еды. Мы ориентируемся на них и не знаем пощады и жалости к этим русским. Этих недочеловеков совсем не жалко».
Однако голод — лишь одна из основных причин вступления в лагерную полицию. Многие, уверовав в победу немцев, шли на сотрудничество, считая, что надо приспосабливаться к новой власти и стоит начинать с лагеря. Шли, не совсем понимая, что навсегда связывают себя с убийцами. Однако немцы умели привязывать к себе намертво. В частности, в «Распоряжении штаба ОКВ о порядке приведения в исполнение приговора о смертной казни советских военнопленных» от 29 декабря 1941 г. говорилось:
«Если в исполнение приводится приговор о повешении, то комендант данного лагеря должен найти среди советских военнопленных подходящих для этого людей, которые за это должны получить какое-либо вознаграждение (деньгами, продуктами и др.). О приведении приговора в исполнение немецкими военнослужащими не может быть и речи».
Понятно, что военнопленным, оказавшимся в роли палачей, не было дороги назад. Однако необходимо заметить, что далеко не все ставшие лагерными полицейскими были убежденными противниками советской власти. Психологию подобных, ставших предателями по малодушию, объяснил В. Быков в повести «Сотников».
Больше о жизни солдат и офицеров Красной Армии в немецком плену читайте в книге Арона Шнеера «Плен»